Аудио 
| Нам было по восемнадцать
и схема сложилась полностью
Тут я остановился
боросил: «Ну что ж, прощай!»
Мы оба были гимнасты
Занятия кончались в полночь
Стояли мы у развилки,
и свет лежал на плащах.
Я жестко добавил: «Хватит
и вздохов, и слез комедий!»
Я был непонятно резок,
загадочно гневен был,
потом развернулся круто
и поступью мерно-медной
с утроенным как бы весом,
Двенадцать шагов отбил.
И словно труба пропела
едва только я услышал
летящий за мной вдогонку
знакомый стук каблучков.
(О сладостный яд победы!
ты вроде летишь все выше,
но падая! И вся тонкость -
что именно в грязь ничком!)
Но мало мне и победы!
Признания пораженья
я требую! (Чем ты мельче,
тем больше требуешь ты.)
И через плечо - по схеме:
«Ну что тебе?» - с раздраженьем.
И схема туза мне мечет:
«Не буду больше. Прости».
- Чего ты больше не будешь?
- Не знаю. Всего, что хочешь.
Ну, если так, то, наверно,
прощенья момент настал.
И плащ мой ее вбирает,
и только трясутся плечи,
и схему закономерно
венчает хеппи-финал...
...Но как-то теряет цену
законное ликованье,
когда, словно преступленье,
взросло оно на стыде.
И я ненавижу схемы,
и эта, что перед вами,
и первою, и последней
осталась в моей судьбе.
Противно, когда по схеме
людей обзывают «массы»,
и лозунги по макушкам
пощелкивают кнутом.
Но, жизнь проведя со всеми,
в любом человеке мастера
вижу я, а не пешку,
и, верно, умру на том.
В упор я не вижу «массы»,
но есть Человек и Мастер!
На том я стою полвека,
и значит - умру на том.
| |
